Ольга Григорьева — поэт и литературовед

В том-то и цель, и мечта,
И задача невыполнимая:
Просто остаться —
В книгах, стихах
И в глазах любимого.

Вот и пришёл
Мудрый ответ:
Там хорошо,
Где нас — нет.
Там хорошо, где нет нас:
Рук загребущих,
Завистливых глаз…
Есть только души,
Тот свет.
Там хорошо.
Там нас — нет.

Мне сказал как-то повар знающий,
Отправляя жаркое в рот:
«Надо сразу солить подобающе,
А досаливать — вкус не тот!».
Так и в жизни. Она без глупостей
Будет пресной… Но всё ж, при том,
Надо делать их сразу, в юности,
Не досаливая потом.

Золотые рыбки осени
На ветвях легко качаются.
Все желанья, что попросите,
Этой осенью сбываются.
Тихого желайте берега,
Звёздную дорогу млечную…
Не просите злата-серебра,
Не желайте юность вечную.
Эти полутени зыбкие,
Паутинка тоньше волоса.
Закружились листья рыбками,
Что-то, хитрые, не ловятся…
Вот уже и ветер северный
Тычется холодной мордою.
На дорожках парка серого —
Золотые рыбки мёртвые.

И поникшим, и уставшим
Вечером приходишь в дом.
Ну-ка, вспомним город Кашин,
Песню старую споём!
Кашинка — смешная речка,
Мелководна и мала,
Нежным маленьким сердечком
Эту землю обвела.
И сердечко это бьётся —
Всей России слышен стук!
Анна Кашинская солнцем
Освещает всё вокруг.
Путь недолог и нестрашен,
Карту старую найди.
— Где же, — спросишь, — город Кашин?
— В левой стороне груди.

Конечно же, достойны лучшего —
Признанья, почестей, цветов —
Осколки времени минувшего,
Музеи малых городов.
Все эти досточки и трещинки,
Все даты, лица, адреса —
Всё знают милые музейщики,
Расскажут вам за полчаса.
Как пахарь горд достойным семенем,
Они историей горды.
Они, живя прошедшим временем,
Наводят с будущим мосты!
И оживает здесь, как водится,
Всё то, что было так давно.
И веришь, что не остановится
Истории веретено…
Вы без меня, конечно, знаете,
Что здесь — основа всех основ.
Народа дух, слезинка памяти —
Музеи наших городов.

В полумраке зимних улиц
Вспоминаю летний сон:
Это Углич, древний Углич
Вечной тайной окружён.
Внешне тихий, мирный, сонный,
Он — истории вулкан!
Старый колокол казнённый
Знаком правды тут же стал…
И букет сирени пенной
Я несу к его столбам.
Здесь царевич убиенный
И кроваво-красный Храм.
Эта тайна жжёт и мучит,
Жадно вглядываюсь в тьму.
Но…  история нас учит —
Что не учит ничему.

А. Гайдамак

Слышно течение времени — лёгкое, шелестящее…
Бьются на Волге льдинки, Шохонку скрыл мороз.
Плёс — это место светлое, вечное, настоящее.
Я к тебе столько ехала… Здравствуй, красавец Плёс!

Тропочки все протоптаны, улочки все завьюжены.
Вечером с электричеством в домиках перебой —
Чтобы смогли несуетно мы при свечах, за ужином
Вспомнить свет левитановский, вечный его покой.

Снег пеленою сыплется, Плёс покрывает дымкою —
Марку кладут в пергаменте в толстый альбом времён…
А по вечерним улицам сказочным невидимкою
Ходит художник с красками —  зиму рисует он.

С чёрной и белой красками бродит художник склонами,
Чтобы успеть всё выделить, выбелить до утра.
Ну а к апрелю вытащит розовую, зелёную,
А к сентябрю, конечно же, охры придёт пора.

В солнце гора Соборная зашелестит листьями…
Ну а пока — хмурится. Снегу — на тыщу вёрст.
Плёс в ноябре не красочный. Плёс в ноябре таинственный.
Вьюгами загрунтованный, как Левитана холст.

26 ноября 2010 г.

Навсегда расстаёмся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него, а потом сотри.

И. Бродский.

Я иду по январским блёсткам,
В реке отражаясь.
Хорошо умереть, как Бродский —
Во сне, улыбаясь.
Хорошо потом при встрече
Узнать друг друга —
Тихой музыкой, частью речи
И стёртым кругом.
Разгорятся — ступенькой в небо —
Зари полоски.
Умереть — не важно, вот мне бы
Прожить, как Бродский!
Как бы ни был раздавлен, сломлен
Своей судьбою,
Оставаться звуком, словом —
Самим собою.

29.05.10.

Мужья не бывают бывшими,
Не спорьте, подруги, зря…
Путями иными, высшими
Даруются нам мужья.
Ну, ладно, потом не сладилось,
Не сложилось, не слилось.
Но что-то тебе в нём нравилось,
Но что-то ведь и сбылось?
А главное – дети, деточки.
Как счастлива ты была!
А всё это ветки, веточки
От одного ствола…
Оставим разборки праздные,
Кто раб, а кто – господин.
Любови бывают разные.
А муж – он всегда один.