Бабушки сегодня не сидят у подъездов.
Что им тратить время на глупости эти!
Спортом занимаются. По миру ездят.
Бабушки сегодня сидят в Интернете.
Обсуждают то же: рецепты, власти,
Фото выставляют, как модно ныне.
Что ж, воспоминания – чьё-то счастье.
— Я была в Париже…
— А я — в Пекине…
Бабушки, родные, возьмём себя в руки!
Подождут на сайтах друзья и подружки.
Хватит путешествовать! Вернитесь к внукам!
Ведь без вас не вырастет новый Пушкин!
Это круглое облачко, перистое немного —
Отпечаток пальца кого-то…
Быть может, Бога?
Вот потрогал Он атмосферу, земную твердь,
И подумал — творить ли такое впредь?
Ведь неплох был замысел,
Мудрыми были мысли…
Но Земля загажена, воздух какой-то кислый.
И людишки спрятались по машинам и по домам.
…Нет, кому-то другому я этот мир отдам!
Бездумны и веселы
Идём по земным просторам.
Простите, хормейстеры,
Но я не пою хором.
Обычаи местные…
Коллективизм — основа.
Простите, хормейстеры —
Предпочитаю соло.
Гремите оркестрами,
Приклейте на рот улыбку.
Отстаньте, хормейстеры,
Оставьте в покое скрипку!
Живите, как хочется.
Но я побеждаю в споре.
Всегда в одиночестве.
И никогда — в хоре.
Глупо пенять, что судьба неведома.
Главное то, что в душе, внутри…
Голубь на голове Грибоедова
Замер, как точка над буквой «i».
Мокрая травка маняще-нежная,
Катит по рельсам трактир-трамвай.
Чистых прудов суета приезжая…
Грустно на это глядит Абай.
Он-то познал вековые мудрости,
Понял, что люди в своей судьбе
Делают главные в жизни глупости
Лишь не прислушиваясь к себе.
Ах, картошка! Словно ядра пушечные!
На перроне — вёдра и мешки…
Станции сибирские игрушечные:
Корчино, Овечкино, Леньки.
На столе позвякивает ложечка,
За окном — осенний яркий плат.
— Покупайте, милые, картошечку!
Кто не купит, прибежит назад!
Наливаю в чашку кофе, но
Сладкий концентрат не лезет в рот…
Вот живут! Несуетно. Картофельно.
Что ж меня-то по свету несёт!
* * *
…Незатейлива
этой беседы нить.
— Кем работаете? –
спрашивают всерьёз.
Я работаю
кнопкой компьютера «сохранить».
Я в стихах сохраняю всё.
Даже ваш вопрос.
* * *
Интернет, как и Бог, пишется с большой буквы,
И на шее носят флэшку вместо креста.
От ненужных знаний наши мозги распухли,
Только истина – неразгаданна и проста…
* * *
Куда-то пропали друзья, разъехались дети.
И тут появился спасительный интернет.
Сидим теперь золотыми рыбками в сети
И ждём, что выловит, может, сказочный дед…
Даме беспомощной надобно много ли?
Чтобы хоть изредка кто-то пристал…
Мокрый Дзержинский, похожий
на Гоголя,
В парке заброшенном тихо стоял.
Медленно шла я по мокрой аллеечке,
Тихо звучал в моей памяти Блок.
Вижу — мужчина сидит на скамеечке,
Что-то считает, задумчив и строг.
Вдруг — долгожданное:
— Женщина, женщина!
С зонтиком! Стойте! Хочу вам сказать…
И, от напора его ошалевшая,
Я замерла… Хоть и надо бежать.
— Женщина, вижу, такая вы милая!
Доброе сердце, родная душа!
Вы не займете мне десять с полтиною?
Скоро уже подойдут кореша…
И побрела я, понуро задумавшись:
Да, джентельменов теперь уже нет.
И посуровевший Феликс Эдмундович
Молча и долго
смотрел ему вслед…
Мы те, кому запретов нет.
Мы оба шли на красный свет —
Навстречу, напрямки.
Ведь слаще все, когда нельзя.
И встретились — глаза в глаза,
Свободны и легки.
И западает в душу взгляд,
И нет уже пути назад,
И не найти причин…
И остается лишь — любить!
Но обрывает эту нить
Сплошной поток машин…
Больницы мрачной
тусклый свет.
Мы те, кому запретов нет —
На разных этажах.
Твоя нога, моя рука…
А так была любовь близка!
Теперь не будешь свысока
На красный свет бежать.
Что у женщины есть? Ножки.
Ну, еще иногда, — кудри.
Это все на виду, ярко,
Как помада на фоне пудры.
У мужчины что есть? Деньги.
Ну, еще иногда — мысли.
Это так глубоко, тайно,
Что искать не имеет смысла.
Мятобрюкие, ботинкогрязные
И безденежные к тому ж,
Вислобрюхие и мутноглазые…
Каждый все-таки — чей-то муж!
Вот возить бы их всех по улочкам
В расписных веселых санях
И показывать юным дурочкам,
Что мечтают о женихах!