Тулуз-Лотрек в морозном Омске —
Невероятно и нелепо.
К чему Парижа отголоски?
Народ желает только хлеба.
А если зрелищ — то попроще,
Не силуэтов утончённых…
Ах, как изыскан каждый росчерк
В его рисунках бело-чёрных!
Танцовщиц ласковые руки,
И бешеный азарт канкана,
Монмартра запахи и звуки —
Здесь всё красиво. Всё — обманно.
…Я счастлива в пустынном зале,
В сибирском царстве льда и снега
Увидеть новыми глазами
Парижский сон Тулуз-Лотрека.
Мне так хочется показать тебе чернолученские места:
Неподвижную воду старицы у разрушенного моста;
Как пронизаны колбы воздуха на закате косым лучом
И заброшенный лагерь отдыха с облупившимся Ильичём.
Мне так хочется показать тебе и огромную стрекозу,
И сосну, что роняет янтарную и светящуюся слезу.
Ивы в пойме стоят на цыпочках – будто впрямь Берендеев лес!
И висят пауки на ниточках… Даже лешие бродят здесь!
И когда ты в оазис сказочный наконец-то приедешь вдруг,
То увидишь, что бор загадочный – этот тёмно-зелёный лук
Так натянут, почти до предела, над излучиной Иртыша,
Чтоб стрелой парила-летела нестареющая душа!
27 августа 2013,
Чернолучье, Омск
Время здесь не летит.
Плавится, словно воск.
Нету родней пути,
Чем Павлодар-Омск.
Если терпенья нет,
То уезжаем в ночь.
Ждёт меня сын-студент,
А у кого-то дочь.
О, материнский путь,
Праведней всех путей.
Нам не даёт уснуть
Боль за своих детей.
…Лихо автобус мчит,
Рвёт тишину полей,
Ярко горят в ночи
Звёзды судьбы моей.
Звёзды моей судьбы,
Звёздочки, сыновья.
— Сколько там до Омбы? –
Спросит сосед меня.
— Двести? Недолго ждать…
В мареве городском
Тихое «здравствуй, мать»
Скажет мне сын баском.
Всё правильно. И всё – планово!
По улице Валиханова
Гуляю с внучкой своей,
Почти забыв про детей.
Что дети? Давно уж выросли.
А то, что мы с ними вынесли,
Не скажется никому,
А с нами уйдёт во тьму.
И как теперь ни стараемся,
У внуков своих останемся
Снежинкой в такой же тьме:
Пушистое с неба, мокрое,
Лицо над коляской доброе.
И улица Валиханова
В серебряной бахроме.
Точно так, как речка Омка
Убегает к Иртышу,
Нежно-нежно,
Долго-долго,
Я всю жизнь к тебе спешу.
Точно так, как речка Омка
Растворилась в Иртыше,
Мой негромкий голос тонкий
Растворён в твоей душе.
И не жалко мне нисколько,
Что судьба у нас одна…
Непростая речка – Омка,
И темна её волна.
Есть в ней омуты и мели,
Но верна себе в большом:
Всё равно добьётся цели
И сольётся с Иртышом!
И когда бывает грустно,
Прихожу смотреть на них:
Эту встречу, это устьё,
Это русло на двоих.
Очарована Ачаиром…
Спите, милые, спите с миром
В тишине своей, темноте,
В этой сказочной красоте.
Мы спокойствия не нарушим.
Тихо светятся ваши души –
Перед Богом невинны все –
В чистой, словно слеза, росе.
Встанет солнышко, станет жарко.
Спите, Бутово, Коммунарка…
Безымянных – тысячи мест,
Не над каждым поставлен крест.
Ачаира земля святая…
Птица-память кричит, летает.
В новом Храме печаль светла.
Но заплачут колокола…
…И если ты в межзвёздной глуши летишь
И смотришь на шарик, который тебе был дорог,
Найди то место, где Омь впадает в Иртыш.
Я здесь стою и смотрю на любимый город.
Всё те же деревья, и скаты зелёных крыш,
И пушка, что молчит со времён Бухгольца…
И если ты действительно там летишь –
Прошу тебя, не обожгись о Солнце.
Что есть Земля? Пристанище наших тел.
А путь души, увы, никому не ведом.
Но если б ты увидеть меня хотел,
То я летела б сейчас за тобой следом.
Какие чудные места.
Какая, в общем, благодать –
От Комсомольского моста
До Юбилейного моста
С тобой под ручку погулять…
Здесь заколдованный квадрат,
И не понять, который век.
Часовня, крест и зимний сад.
На постаменте человек.
У знака «Якорь не бросать»
Как в юности, замедлим шаг.
— Ещё увидимся?
— Как знать…
Увы, стал вещим этот знак.
На открытии памятного камня поэту
в Омске 30 июля 2010 года.
Он за нас и пел, и пил, и маялся.
А потом вернулся —
И понравился:
Мол, стихи и правда неплохи…
Это настоящие стихи.
Это всё живое, неподдельное,
Яростное, буйное.
Смертельное.
Он не пел, а плакал.
Голосил.
И на жизнь не оставалось сил.
Сколько нас —
Удачных, процветающих,
При Советах книжки выпускающих…
Сколько нас — и в Омске, и окрест.
Но кому-то полагался крест.
Он чудил, писал, любил, надеялся.
И сгорел.
И прах его развеялся
То ль в грязи,
А то ли — среди звёзд.
В поле одуванчиком пророс.
И скорбит душа у камня стылого
О судьбе пропащего Кутилова,
Звёздной
Поэтической судьбе.
О России, времени, себе…
Памяти Р. Рождественского
Зимы жестоки, долги
На берегу Омки
В сорок военном году.
Как изо льда вылита
Улица Карла Либкнехта,
Брошенная в беду.
Омские крыши-башенки…
Мальчик остался с бабушкой,
Писем от мамы ждёт.
В кружках вода смерзается…
Что же он не кончается,
Сорок холодный год!
Школа, военный госпиталь,
Нянечка скажет: «Господи,
Что ж ты такой малой!».
Пели они без робости!
Мальчика звали Робертом.
Время звалось войной.
Вьюга не унимается…
В детстве поэт рождается:
Вспышки, толчки, значки…
Вспомнится, не забудется
И ледоход, и улица
На берегу реки.
Всё прорастёт в стихи.
