Ольга Григорьева — поэт и литературовед

(Об одном из имён в литературном окружении Павла Васильева)
Автор «Золотого плёса»
Не так много свидетельств осталось о такой яркой, но короткой жизни Павла Васильева, поэтому интересен нам каждый человек, кто так или иначе общался с поэтом, знал его. Судьба любого писателя, жившего в одно время с Павлом, – это и штрихи биографии Васильева. Время было одно на всех, и оно не щадило никого…
Совсем недавно (к сожалению) узнала я о замечательном русском писателе Николае Смирнове. Когда читаешь книги таких, полузабытых сейчас, писателей, невольно думаешь о том, как же богата русская литература! Ведь в любом западноевропейском государстве писатель такого уровня был бы широко известен и почитаем, а возможно, считался бы и национальным героем! Какой талант, какие замечательные книги, какой прекрасный русский язык! Но в нашей литературе столько талантов, что пьедесталов на всех не хватает, и широкий читатель, увы, не знает многие достойные имена. Тем более если они вычеркивались из литературы в период репрессий.

Николай Павлович Смирнов (1898-1978) родился в городе Плёсе на Волге. Предки его были крепостными крестьянами. В 1917 году окончил реальное училище в Кинешме. С 1918 года работал секретарем редакции газеты «Рабочий и крестьянин», в 1920 году стал её редактором. В это же время в местных изданиях печатаются его очерки и фельетоны под псевдонимом (он начал печататься с шестнадцати лет). С 1922 года Н. Смирнов работает в газете «Известия», в 1926 году переходит в новый «толстый» литературный журнал «Новый мир» (основан в 1925 году). Он страстно любил природу и охоту, и его литературная деятельность неразрывно связана с этой тематикой. Он был «идейным отцом» и составителем нескольких замечательных охотничьих сборников. С 1934 года Н. Смирнов — член Союза писателей. В конце этого же года был репрессирован (статья 58-10 — за распространение контрреволюционной литературы), провел четыре года в исправительно-трудовых лагерях — на лесоповале в Кемчуге (под Красноярском), затем — на Печоре. После освобождения жил в городе Александрове (100 км от Москвы). На 50-е годы прошлого века приходится расцвет литературной деятельности Николая Павловича — один за другим выходят сборники «Золотой плес», «Охотничьи времена года», антология «Русская охота» и другие. В 2003 году силами сотрудников Плёсского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника был издан сборник его стихов «Поклон Плёсу» (издательство «Новая Ивановская газета»).
В 2008 году, к 110-летию со дня рождения писателя, в Иваново прекрасным подарочным изданием выпущена самая известная его книга — «Золотой Плёс. Повествование о Левитане», иллюстрации к ней сделал художник Валерий Берегов. Старший научный сотрудник Плёсского музея-заповедника А.А. Гайдамак в послесловии пишет: «Долгое время имя этого замечательного писателя, первого буниноведа, несравненного мастера слова было несправедливо вычеркнуто со страниц истории и литературы и почти забыто. В последние годы, благодаря научным исследованиям, к творчеству Николая Павловича проявляется всё больший интерес…»
Повесть Н. Смирнова о великом художнике И. Левитане высоко ценили современники. Жена И.А. Бунина Вера Николаевна Муромцева-Бунина, которая долго переписывалась со Смирновым, писала ему в 1959 году из Парижа: «Ваше описание Плёса меня восхитило, и я очень жалею, что я там не бывала. Я только побывала в нём, читая Вашу вещь. Всё вижу: и природу, и людей…». С восхищением писал Н. Смирнову Д.С. Лихачёв: «…От души желаю Вам таких же книг, как «Золотой Плёс»…» (1970 год).
Интересно, что в переписке Н.П. Смирнова был и адресат из Казахстана. В 60-е годы он переписывался с поэтом Юрием Борисовичем Софиевым, который жил тогда в Алма-Ате. Смирнов неоднократно публиковал стихи и очерки Софиева в «Охотничьих просторах». Копии пяти писем Н.П. Смирнова мне любезно предоставила известная казахстанская поэтесса Надежда Михайловна Чернова (её супругом был сын Юрия Софиева и поэтессы Ирины Кнорринг – Игорь Софиев).
Встречи в «Лидочкином салоне»
В литературном окружении Николая Павловича Смирнова в 30-е годы двадцатого столетия одним из самых ярких имён было имя молодого поэта Павла Васильева. Связывал их прежде всего журнал «Новый мир», где Н.П. Смирнов, как уже говорилось, работал с 1926 года.
Стихи Павла Васильева появляются в журналах «Новый мир» и «Красная новь» в 1929 году. Знаменательным для Васильева был 1933 год, это был пик его поэтической славы, заслуженного признания. В трех номерах «Нового мира» за 1933 год (№№ 5, 9, 11) была напечатана его поэма «Соляной бунт», его стихи публиковались тогда в центральных газетах и журналах, его имя было у всех на слуху. Хорошо известен отзыв Б. Пастернака о стихах Васильева того времени: «В начале тридцатых годов Павел Васильев производил на меня впечатление приблизительно того же порядка, как в своё время, раньше, при первом знакомстве с ними, Есенин и Маяковский…»
Имя Бориса Пастернака – одна из связующих нитей в судьбах Николая Смирнова и Павла Васильева. Пастернак встречался с Н.Смирновым после освобождения Николая Павловича из лагеря в 1939 году. В 1955 году Смирнов рецензировал роман «Доктор Живаго», между писателями была переписка.
О встрече Б. Пастернака и П. Васильева в редакции «Нового мира» написал в своих воспоминаниях Лев Озеров: «…В присутствии Бориса Пастернака происходило самое лучшее из чтений – неподготовленное, импровизированное… Но не случайность была во встрече талантов. Борис Пастернак откровенно ликовал, щедро приветствовал и каждую взрывчатую фразу сопровождал гудением…» В «Новом мире», по словам Л. Озерова, Павла Васильева «любили и обожали, прежде всего редактор журнала Иван Гронский. Тогда в этой редакции можно было увидеть всех членов редколлегии и знатных авторов одновременно: работающих, советующихся, беседующих, дружелюбно встречающих… Павел Васильев в любую минуту мог придти в редакцию, прочитать новые строки, посоветоваться». Как известно, Иван Гронский и Павел Васильев были родственниками, они были женаты на родных сёстрах (Павел женился на Елене Вяловой в 1932 году).
О встречах Павла Васильева и Николая Смирнова в редакции «Нового мира» мне не удалось найти письменных свидетельств, хотя, несомненно, поэты там виделись. Но где они встречались точно, так это в семье Лидии Сейфуллиной и Валериана Правдухина – «Лидочкином салоне», как шутя называли эту квартиру друзья.
Ефим Пермитин в своём очерке «Лидочкин салон», опубликованном в книге «Воспоминания о Павле Васильеве», описывает одну из встреч: «Близкий друг хозяев, страстный охотник, лирический поэт в прозе, восторженный поклонник Бунина, Николай Смирнов переходил от одного писателя к другому и обычно заводил речь о новом произведении любимого своего писателя, прочесть которое он как-то ухитрялся раньше других».
Следующий абзац посвящается Михаилу Пришвину, а далее: «Непринужденней всех держался озорной, монгольски скуластый, с раскосыми, широко расставленными прекрасными синими глазами, пышноволосый баловень женщин, прозванный друзьями «Ванька Ключник», поэт Павел Васильев».
Пермитин описывает, как великолепно читал Павел Васильев свою поэму «Лето»… О чём могли говорить на этих вечерах Смирнов и Васильев? К примеру, о Левитане. Жена Павла Елена Вялова-Васильева свидетельствует, что муж очень любил этого художника, особенно его полотна «У омута», «Тихая пристань» и «Над вечным покоем». Как не вспомнить о Плёсе, родине Н. Смирнова, где Левитан написал лучшие свои картины!
Могли говорить и об охоте. «Страстный охотник» Николай Смирнов не мог не обратить внимание на очерковые книги П. Васильева «В золотой разведке» (1930) и «Люди в тайге» (1931), на его рассказы о Тубо-охотнике, написанные после путешествий по Сибири и Дальнему Востоку…
Имена Сейфуллиной и Правдухина мы встречаем в очерке Н. Смирнова «Новиков-Прибой. На мордовских озёрах» из цикла «Писатели и охота». Автор описывает, как ездившая иногда с ними на охоту Л.Н. Сейфуллина вносила в их беседы «нотки женственно-изящного юмора, создавая художественно охотничий «портрет» каждого из нас».
Сейфуллина и Правдухин (а вполне возможно и Н. Смирнов) были в числе тех, кому Павел Васильев читал свои скандальные стихи о Сталине.
По свидетельствам очевидцев, Осип Мандельштам, с которым Васильев познакомился у Сергея Клычкова в Нащокинском переулке в Москве, заливался высоким смешком, слушая, как Павел читает гекзаметры: «Ныне, о, муза, воспой Джугашвили, сукина сына. / Упорство осла и хитрость лисы совместил он умело. / Нарезавши тысячи тысяч петель, насилием к власти пробрался. / Ну что ж ты наделал, куда ты залез, расскажи мне, семинарист неразумный…». «Когда через три года был арестован Мандельштам за стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны…», следователь «вытрясал» из поэта поименно каждого слушателя, ибо читалось всё это тайно, с предуведомлением никому ничего не передавать и не записывать. В случае с Васильевым в подобных стараниях не было никакой нужды, — отмечает Сергей Куняев в своей книге «Русский беркут», — ибо кроме «сибиряков» экспромт «О, муза…» знало множество людей, которым Васильев читал его, практически не таясь, — Иван Приблудный, Иван Макаров, Артём Весёлый, Борис Пильняк, Андрей Платонов, Лидия Сейфуллина, Валериан Правдухин и ещё, может быть, десяток или два литераторов».
«Порубочные остатки»
В марте 1932 года Павел Васильев был арестован первый раз по делу так называемой «Сибирской бригады», но в мае освобождён, приговор был условным.
В 1934 году, в один год с Николаем Смирновым, Васильева принимают в Союз советских писателей (с рекомендацией М. Горького). Н. Смирнова в конце года арестовывают. Павла на следующий год, в январе, исключают из Союза писателей, в августе он приговаривается к полутора годам лишения свободы «за бесчисленные хулиганства и дебоши».
Тогда, в августе, П. Васильев пишет пронзительное стихотворение «Прощание с друзьями», строки которого подходили скорее Николаю Смирнову, отправленному в Сибирь, а не автору, отбывающему срок в Рязани:
… Не растут цветы в том дальнем,
суровом краю,
Только сосны покачиваются
на птичьих лапах.
На далёком, милом севере
меня ждут,
Обходят дозором высокие ограды,
Зажигают огни, избы метут,
Собираются гостя дорогого
встретить как надо…
Читая «лагерные» стихотворения Васильева и Смирнова, поражаешься, как близки эти поэты не столько трагическим мироощущением, сколько своей способностью, несмотря на самые страшные обстоятельства, видеть земную красоту и восхищаться ею!
В Кемчуге Николай Смирнов пишет 8 марта 1936 года:
…Голубыми, легкими мехами
Светятся пушистые снега,
И, космато вея над снегами,
Завывает древняя тайга.
Семафор. Огнистый дальний
поезд —
Уплывающий, лучистый
прошлый мир.
Ни о чем не мыслю, успокоясь:
Годы.
Одиночество.
Сибирь.
В это время, в марте 1936 года, благодаря хлопотам Ивана Гронского Павел Васильев освобождается из заключения.
Он ещё успеет опубликовать в «Новом мире» поэмы «Кулаки» и «Принц Фома», в октябрьском номере журнала выйдет последняя прижизненная публикация его стихов. 6 февраля 1937 года Павел Васильев вновь был арестован. Последнее стихотворение поэта, написанное в феврале, во внутренней тюрьме Лубянки – «Снегири взлетают красногруды…» (оно дошло до нас благодаря тому, что его записал следователь И.И. Илюшенко, сам вскоре арестованный). Павел ещё надеется, что останется жив, он вновь, как и при втором аресте, готов ехать «на далёкий, милый север»:
Снегири взлетают красногруды…
Скоро ль, скоро ль на беду мою
Я увижу волчьи изумруды
В нелюдимом северном краю…
Имя Николая Смирнова Павел упомянет на допросе 19 февраля 1937 года в числе других литераторов. Следователь задаёт вопрос о «нелегальном собрании литераторов». Павел отвечает: «В конце 1933 года меня встретил писатель Георгий Никифоров и пригласил меня к себе на квартиру. Прийдя к Никифорову, я увидел писателей: Новикова-Прибоя, Низового, Сейфуллину, Артёма Весёлого, Смирнова, Никифорова, Перегудова и ещё нескольких человек…».
Поднимется ли сейчас у кого-то рука бросить камень в поэта за то, что он назвал на допросе эти фамилии? Думаю, нет. Всем известно, какими методами выбивались подобные признания.
Николай Павлович Смирнов к тому времени уже три года как был «в нелюдимом северном краю…».
16 июля 1937 года, измученный и изуродованный до неузнаваемости, Павел Васильев был расстрелян по обвинению в терроризме и подготовке покушения на товарища Сталина. Поэту было всего 27 лет.
Реквиемом ему и тысячам других загубленных жизней звучит стихотворение Николая Смирнова «Порубочные остатки». В эпиграфе он пишет: «Весной, в тайге, когда закончится валка леса, происходит сжигание сучьев, называющихся, на языке производства, порубочными остатками…»
В глуши, в тайге, весенней
и пахучей,
По лесосекам, тихим и сырым,
Шумят костры: сгорают, тают сучья,
И горько оползает дым…

…Так и мое родное поколенье,
Изломанное в судороге лет,
Уносится в холодный дым забвенья,
Оставив теплый, незабытый след.

Порубочные, горькие остатки,
Обломки прошлого, друзья
далеких дней!
Их вспоминать и горестно, и сладко
В глуши, в тайге, веселой от огней.

Как много мертвых! В Польше,
на Кубани,
На океанских знойных берегах —
Легли одни… ненужно-гордой
данью,
Со словом «Русь» на стынущих
губах…

…И здесь, в тайге, где звоном
и шипеньем
Бежит огонь, змеисто-золотой, —
Мои ровесники —
обломки поколенья! —
С лопатою, с пилою и киркой…

Дымясь, сгорает ветхое былое,
По лесосекам — шум и голоса.
И льется, льется небо голубое
В усталые соленые глаза.
Николай Смирнов остался жив после сталинских лагерей, но и его жизнь и творчество оказались навсегда изломанными этой трагедией…
Как ни странно, но и сейчас, в 21-м веке, творчество многих репрессированных писателей, когда-то вычеркнутых из истории литературы, до сих пор не занимает достойного места в учебниках и антологиях.
Зловещая тень 30-х годов прошлого века давно рассеялась… Но что теперь мешает широкому читателю узнать прекрасные строки этих двух замечательных поэтов – Николая Смирнова и Павла Васильева? Это вопрос уже к нашему времени.