Ольга Григорьева — поэт и литературовед

По этому маршруту, Павлодар-Омск, Павел Васильев путешествовал неоднократно. Правда, чаще всего летом, на пароходе по Иртышу, а я ехала в декабре рейсовым автобусом, но тем не менее — степи вокруг мало изменились, многие села остались те же, и Иртыш по-прежнему спешит на встречу с Обью…
Если Павлодар — город детства и отрочества Павла, то Омск — город его первой большой любви, первых публичных выступлений и признания Васильева как поэта. В Oмск в 1927 году переехали из Павлодара его родители, и в своих многочисленных путешествиях с востока на запад он, конечно, всегда останавливался в отчем доме. В Омске он встретил Галину Анучину. Сюда, к родителям, привез в 1933 году молодую жену. Здесь родилась его дочь Наташа.
Меня интересовало, как хранят омичи память о поэте, какие документы, может быть, малоизвестные, есть о нем в омских музеях. Хотелось еще раз прикоснуться к судьбе поэта, походить по тем улицам, где ходил он, увидеть город его любви — старый Омск.

И вот — уютный теплый «Икарус», огни Павлодара далеко позади. Слева по ходу автобуса, над Иртышом, выскочил на небо шустрый тонкий серпик молодого месяца. И сразу вспомнилось васильевское, из «Песни О гибели казачьего войска»:

Были песни у меня —
были, да вышли.
У крестовых прорубей,
на чертовом дышле,
Без уздечки, без седла,
на месяце востром
Сидит баба-яга
в сарафане пестром…
Галина Анучина вспоминала, как Павел при ней написал эти строки, а прочитав, засмеялся: «Так меня пугала бабушка…»
Мария Федоровна (бабушка Павла по отцу), нeгpaмoтная, простая крестьянка, умела слагать необыкновенные сказки, где быль переплеталась с фольклором, где, как писала Г. Анучина, «были и ведьмы, и цари, и колдуны, и мужики, и рабочие, и милиционеры. Павел помнил эти сказки, и, несомненно, они оказали влияние на его творчество».
Действительно, чем не сказание, народная песня:
— Ты скажи-ка мне, сестра,
Чья там сабля у тебя,
Чья там сабля
На стене сверкала?
— Ты послушай, родной брат,
Это месяц на закат,
Закатился
Месяц серебристый.
Пока я вспоминала «Песню о гибели…», месяц молодой и вправду «закатился», а вернее, затянули его темные тучи, пошла поземка… Как писал Васильев в поэме «Кулаки»:
…Снег лежал, как мех дорогой,
Чуть пошевеливаясь от ветра,
Петух кукарекал
И ждал ответа.
А время было перед пургой…
Мы уже проехали Железинку, вот и Урлютюб. В те годы название этого села писалось с «п» на конце. Из той же «Песни о гибели…»:
Тарабарили вплоть до Тары,
в Урлютюпе хлопали валы…
Есть у Павла Васильева прекрасное стихотворение «Глафира», посвященное матери. В нем тоже строки об Урлютюбе:
Курганный ветер шел по Иртышу,
Он выветрил амбары и лабазы,
Оп гнал гусей теченью вопреки
От Урлютюпа к Усть-Каменогору…
Любимой матери Павел Васильев посвятил немало сердечных строк. А это стихотворение 20-летний поэт закончил так:
Узнай же, мать,
поднявшегося сына, —
Ему дано восстать и победить.
Вот и граница Павлодарской и Омской областей, граница Казахстана и России, таможенный пост. Автобус ненадолго останавливается. Конечно, никаких таможен во времена Васильева здесь не было, как не было никогда границы в его творчестве между двумя темами — Казахстана и России. Он любил их одной большой сыновней любовью…
Я вышла из автобуса, и уже начавшаяся метель хлестнула холодным рукавом по глазам, заставляя зажмуриться, поднять воротник да поскорее вновь спрятаться в теплый салон. И в памяти вновь всплыли удивительно ритмичные, упругие строки Васильева:
В черном небе волчья проседь,
И пошел буран в бега,
Будто кто с размаху косит
И в стога гребет снега.
На косых путях мороза
Ни огней, ни дыму нет,
Только там, где шла береза,
Остывает тонкий след.
..Большая остановка — Черлак, райцентр Омской области. Название этого села встречается в стихах и поэмах П. Васильева много-много раз. Действие поэмы «Кулаки» там и происходит. У поэмы такой подзаголовок: «1929 г. Разгар коллективизации. Станица Черлак».
Люди верою не убоги.
Люди пpaвeдны у Черлака,
И Черлак
На церквах, на боге,
И на вере стоит пока.
…Он стоит, Черлак,
И закаты
По-над ним киргизских кровей.
Крепко сшили купцы когда-то
Юбки каменные церквей.
В Поэме «Соляной бунт», повествуя о покорителях Сибири, П. Васильев так поэтически объясняет появление поселений на Иртыше:
К устью каменных гор
они песни и струги вели:
Где стреляли по лебедю —
там возникало Лебяжье,
Где осетр попадался обильно —
Черлак возникал,
Где тяжелые гуси ломали
осоку в полете —
Там Гусиная Пристань
тын городила…
Несколько упоминаний о Черлаке — в «Песне о гибели казачьего войска»:
Желтые пески, зеленые воды
Да гусями белыми пароходы.
Сторонушка степная, речная, овражъя,
Прииртышские станицы,
Черлак и Лебяжье.
Прииртышские станицы —
золото закатное,
Округ Омска, Павлодара,
округ Семьпалатного…
Омск встретил нас серым зимним рассветом. Эти старые домишки при въезде в город, может быть, много раз видел и Павел…
Первый «след» он оставил здесь весной 1927 года (проездом из Новосибирска), когда познакомился с Антоном Сорокиным и Петром Дравертом. В архиве А. Сорокина сохранился автограф первой строфы васильевской «Бухты». В литературной странице омской газеты «Рабочий путь» появилось тогда стихотворение П. Васильева «Незаметным подкрался вечер…».
Культурная жизнь этого старинного сибирского города приятно удивила. К примеру, департамент культуры и искусства администрации Омска выпускает прекрасно иллюстрированный ежемесячный журнал «Омская муза» тиражом 2000 экземпляров. Кстати, в первом, сентябрьском номере журнала есть упоминание и о П. Васильеве в статье М. Мудрика «…и омское звучанье их стихов». Предлагая издать серию стихотворных книг, которые можно было бы объединить названием «Омские имена» или «Омская муза», автор пишет: «А как быть с Павлом Васильевым? Ceмь греческих городов оспаривали право называться родиной Гомера, и с Павлом Васильевым, похоже, происходит нечто подобное. В Омске утверждают, что он омич, В Новосибирске — новосибирец, то же самое с неменьшим основанием могут доказывать во Владивостоке и в Москве. Но родился он в Казахстане, родным городом считал Павлодар, и в Омске бывал лишь наездами. Правда, задерживался иногда надолго. Печатался в омской газете, дружил с омскими поэтами, писал стихи, изредка даже об Омске».
Упоминаний имени этого города в стихах Васильева, действительно, немного. Одно из них, к примеру, в «Песне о гибели казачьего войска»:
А у нас колхозы
В златом хлебу.
А у наших коней
Звезды во лбу.
А ты что за чудная
Река — Иртыш?
В золотых колосьях
Вся ты горишь.
А те хлеба к Омску
Рекой потекут,
А те кони красных
Бойцов понесут.
В стихотворении «Строится новый город», написанном в 1932 году, Омск не называется, но, мне кажется, здесь говорится о нем:
Город, косно задуманный,
помнит еще,
Как лобастые плотники
из-под Тары
Проверяли ладонью
шершавый расчет,
Срубы наспех сбивали
и воздвигали амбары…
С Омском связаны лучшие лирические стихи поэта, посвященные его первой жене — Галине Анучиной: «Так мы идем с тобой и балагурим…», «И имя твое, словно старая песня…», «Вся ситцевая, летняя, приснись…».
Их познакомила в 1928 году в Омске старшая сестра. Галины, литератор Евгения Анучина. Вот как она описывала их встречу: «Однажды слышу стук в окно. Смотрю — Павел.
— Ты чего?
— Скучно. Пойдем погуляем!
Я переоделась и вышла на улицу. К окну подошла моя младшая сестра Галина. Смотрит на нас и улыбается. Она была очень красивой. Павел не может оторвать от нее глаз. Я это заметила.
— Галя, выйди сюда.
Павел ждет ее с нетерпением. Я их познакомила…».
Омский государственный литературный музей им. Достоевского находится в центре города, в старой его части, недалеко от Иртыша. По этим улицам и скверам гуляли Павел с Галиной, окрыленные своей любовью:
Так мы идем с тобой и балагурим.
Любимая! Легка твоя рука!
С покатых крыш церквей,
Казарм и тюрем
Слетают голуби и облака.
И дальше:
…Вновь старый Омск нам
кажется знакомым,
Как старый друг,
оставленный в степях.
Стоит перед глазами картина, как они — молодые, красивые, взявшись за руки, идут по набережной:
…Закат плывет
в повечеревших водах,
И самой лучшей
из моих находок
Не ты ль была?
Тебя ли я нашел,
Как звонкую подкову
на дороге,
Поруку счастья?..
В экспозиции литературного музея Омска Павел Васильев представлен довольно скромно: «П.Н. Васильев — русский советский поэт, участник литературной жизни Омска конца 20-х-начала 30-х годов». На стенде две фотографии: П. Васильев с московскими поэтами и с матерью. Под стеклом две книги — «Люди в тайге» и «Соляной бунт», стихотворение «Сибирь», фотокопия рукописи стихотворения «Иртыш». А вот в фонде Евгении Анучиной, который любезно отыскали для меня сотрудницы музея, есть папка, в которой собраны материалы о П. Васильеве. Конечно, это — крохи, потому что после его ареста в 37-м все материалы, связанные с репрессированным поэтом, уничтожались. Но тем драгоценнее то, что осталось, тем более — написанное его рукой.
Мне показали листок, на котором рукой Павла начеркан шутливый рисунок — мужской профиль в шляпе, рядом надпись: «Это не я!», а внизу еще одно признание: «Мы, Павел Николаевич, любим Галину!».
Хранится здесь рукопись стихотворения «Памяти Сергея Есенина», а также несколько фотографий. Омск, 1934 год. Васильев с матерью Глафирой Матвеевной. Маленькая, худенькая мать стоит на ступеньке, но все равно ниже сына. Павел «набычился», руки в карманы — чувствуется его буйный, строптивый характер. Фотография 27-го года, вместе с другом Николаем Титовым. 1929 год, среди рабочих золотого прииска. Дальний Восток. Павел — крайний справа, с папироской. Свой парень! Есть в этой папке и фотография любимой бабушки поэта, Марии Федоровны — Омск, 1938 год. Внука тогда уже не было в живых…
Остальные материалы музея, относящиеся к творчеству поэта, хорошо известны и павлодарцам: книги его стихов, выпущенные в Москве и Алма-Ате, сборник «Воспоминания о Павле Васильеве» (Алма-Ата, «Жазушы», 1989 г.). Показали мне сотрудники музея еще одно издание, где упомянут наш земляк. Это «Омский историко-краеведческий словарь», изданный Московским издательством «Отечество» в 1994 году. Но небольшая биографическая справка о поэте вызвала больше недоумения, чем радости: «П.Н. Васильев родился 12 декабря 1910 г. в г. Зайсан…». Дата рождения поэта долгие годы вызывала споры, но точка им была поставлена почти десять лет назад, когда исследователи его творчества нашли запись в метрической книге Александро-Невской церкви Зайсана: «Месяц и день рождения — 23 декабря 1909 года, крещения — 31 декабря. Имя родившегося — Павел» и т.д. Покоробил и такой «пассаж» из биографической справки: «За короткий срок создал цикл стихов о строительстве социализма в Сибири и Казахстане…». Нужно было умудриться из всего богатейшего поэтического наследия Васильева выделить лишь «цикл стихов о строительстве социализма»!
Все эти неточности, может быть, объяснимы годами забвения. И хотя за последние годы опубликовано много материалов о поэте, наверное, глубокие, серьезные исследования его жизни и творчества еще впереди. Конечно, хотелось бы, чтобы исследователи строже подходили к подобным публикациям…
В музее я пыталась узнать, сохранился ли дом на улице Пятой Армии, где жили родители поэта и много раз бывал он сам. Мне ответили, что сведений о нем в музее нет, вероятно, дом снесли.
Омское отделение Союза писателей России (секретарь — В.Н. Мурзаков) уже много лет ведет сбор материалов о жизни и творчестве П. Васильева. Планируется создать в Омске музей поэта. Павлодарцы в этом плане опередили омичей — наш отреставрированный Дом-музей Павла Васильева давно принимает посетителей.
В начале 1934 года Васильев написал стихотворение «Расставанье с милой»:
Ты прощай, прощай, любезный,
Непутевый город Омск,
Через реку мост железный,
На горе высокий дом.
Ждет на севере другая,
Да не знаю только, та ль?
Я не знаю, дорогая,
Почему тебя мне жаль.
Я в печали бесполезной
Буду помнить город Омск,
Через реку мост железный,
На горе высокий дом,
Там тебе я сердце отдал…
Это было прощанием с Галиной Анучиной. Это была уже другая — московская жизнь, другая любовь, другие стихи…
Летом 1934 года П. Васильев был в Омске вместе с новой женой — Еленой Вяловой, отсюда они уехали в путешествие по Иртышу — в Павлодар, Семипалатинск, Зайсан. А последний раз поэт был в Омске, видимо, в 1936 году, предприняв потом поездку по низовьям Иртыша и Оби, до Полярного круга. В августе 36-го он писал Н. Асееву из Салехарда: «…3а несколько недель здешняя спокойная и серьезная жизнь вдохнула в меня новые силы, здоровье и многие надежды»… Ему оставалось прожить только год.
О предчувствии беды поэт писал еще в 32-м:
Я снег люблю за прямоту,
За свежесть звезд его падучих
И ненавижу только ту
Ночей гнилую теплоту,
Что зреет в задремавших сучьях.
Так стережет и нас беда…
Краткий срок командировки подходил к концу. Я везла в Павлодар новые материалы для дома-музея Павла Васильева и, конечно, впечатления о «любезном городе Омске», где побывала впервые. За окном снова плыли наши бескрайние степи и редкие околки. Писатель С. Залыгин подметил верно: «Во всей Западной Сибири павлодарские степи, вероятно, одно из самых унылых и однообразных мест, но для Васильева это золотая россыпь».
В степях немятый снег дымится,
Но мне в метелях не пропасть, —
Одену руку в рукавицу
Горячую, как волчья пасть,
Плечистую надену шубу
И вспомяну любовь свою,
И чарку поцелуем в губы
С размаху насмерть загублю.
Так и хочется в конце этих строк поставить восклицательный знак!
Когда говоришь о Павле Васильеве, всегда примешивается к словам горечь. Страшная гибель в лубянских застенках 27-и лет от роду, лермонтовский возраст.
И все-таки будем помнить его таким — неуемным, радостным, жизнелюбивым, обессмертившим в русской литературе и наши степи, и Павлодар, и Омск, и Иртыш…
Омск — Павлодар.
1995.