В промежутке меж звуком и словом…
К 75-летию со дня рождения Беллы Ахмадулиной
Для меня это радость души, это праздник – говорить о Белле Ахатовне Ахмадулиной, читать её стихи. Я думаю, это радость и для самой Ахмадулиной, для её души – быть сегодня, накануне своего дня рождения, с нами – с теми, кто её любит и поклоняется её удивительному, необъяснимому таланту, её неповторимой поэзии.
На вечере памяти Владимира Высоцкого в 1987 году Белла Ахмадулина сказала такие слова, которые сегодня, немного переиначив (заменив «он» на «она») мы можем с полным правом отнести к ней самой:
«Я не хочу приглашать вас ни к какой печали… Всё-таки мы отмечаем сегодня ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ. Получается, что рождение поэта для человечества гораздо важнее, чем всё, что следует за этим и разрывает нам сердце». Блаженство, что она – родилась. Позвольте мне поздравить вас со счастливым днем её рождения. «Это наша радость, это наше неотъемлемое достояние, и не будем предаваться отчаянью, а, напротив, будем радоваться за отечественную словесность».
Каждый настоящий поэт – непременно загадка, тайна, без чего, собственно, и не бывает большой поэзии. «Всё, что не тайна – вздор» — написала она в одном из своих стихотворений.
Несмотря на то, что Б.А., крупнейший русский поэт 20 века – современница большинства из нас, жившая, как и мы, в век информационных технологий; несмотря на то, что имя её, что называется, «на слуху» — её судьба, жизненная и творческая, остаётся для большинства загадкой и тайной. Завесу над этой тайной можно попытаться приподнять только с помощью самой Б.А., с помощью её стихов и автобиографической прозы.
Изабелла Ахатовна Ахмадулина родилась 10 апреля 1937 года в Москве. В ней смешались три крови: по линии отца татарская, по линии матери – русская и итальянская. Девичья фамилия бабушки Надежды Митрофановны Барановой была Стопани, а её брат Александр Митрофанович, как иронически вспоминала Б.А., был «дружком Ленина»…
В августе 1941 года маленькая Белла заболела корью: «… Помню мальчика, от которого заразилась корью, и даже как бы этот жест запомнился мне как величественный: никто с ним не играл, нельзя было брать заразного мальчика за руку, взяла – и взяла из его ладони его болезнь, захворала…». Из-за этой болезни эвакуация семьи затягивалась, и детская память успела сохранить ужас «воздушных тревог» и жалость «к падающему самолётику»…
Осенью 41-го года бабушка Надежда Митрофановна с 4-летней Беллой поехали в эвакуацию, в Казань, к родственникам отца (сам он был на фронте). С татарской бабушкой дружбы как-то не сложилось, она требовала, чтобы ребёнок говорил «на родном языке…». С благодарностью потом вспоминала Б.А. сестру отца Хаят, которая очень хорошо к ней относилась, подбадривала и подкармливала…
Маленькая Белла болела, диагноз «голодная дизентерия» не предвещал благополучного исхода, и Надежда Митрофановна вызвала телеграммой мать, которая тоже была на службе… В 1944 году семья вернулась в Москву.
Многие жизненные подробности Б.А. мы узнали в прошлом году благодаря публикации мужа Б.А. Бориса Мессерера в журнале «Знамя» — «Промельк Беллы». Интересующиеся могут её прочесть (есть интернет-версия).
Какие-то осколочки детских воспоминаний разбросаны по разным статьям и эссе Б.А. К примеру, в своем выступлении «О Марине Цветаевой» в Литературном музее Б.А. говорила: «В 1939 году, я, как вспоминают у меня в семье, вижу вот такой вот цветочек и впервые говорю внятно: «Я такого не видала никогда…».
Сколько в этих крохотных эпизодах того, что потом станет определяющими чертами большого поэта: удивление и восхищение Божьим миром; сострадание к ближнему – быть с тем, кому плохо, от кого отвернулись все…
В школьные годы Б.А. занималась в литературном и театральном кружках Дворца пионеров. За некоторые роли в самодеятельных спектаклях её хвалили, но всё же на вопрос, кем она хочет быть, совсем ещё юная Белла серьёзно отвечала: литератором.
После окончания школы родители посоветовали Белле поступать на факультет журналистики, что, как отмечает Б.А., было ей противопоказано. На первом собеседовании её спросили про газету «Правда»: «кто там редактор, что вы читали. Я говорю:
— Да я никогда не читала этой газеты.
Меня выгнали и больше не допускали».
И всё же она попробовала себя в журналистике – внештатным сотрудником газеты «Метростроевец». С большим юмором вспоминала Б.А. свою журналистскую работу. Ей дали задание написать об оранжерее «Метростроя». Она написала «много и пышно», а в газете появилось лишь несколько строк. Но зато, добавим, появились стихи – «Цветы», явно под впечатлением этого журналистского задания…
Цветы росли в оранжерее.
Их охраняли потолки.
Их корни сытые жирели
И были лепестки тонки…
…Им на губах не оставаться,
Им не раскачивать шмеля,
Им никогда не догадаться,
Что значит мокрая земля.
Опять же благодаря работе в «Метростроевце» Б.А. узнала о том, что при заводе им.Лихачева работает литературное объединение и пришла на его занятие. Объединением руководил Евгений Винокуров. Он и напечатал впервые стихи Б.А. со своим предисловием, за что она была ему «пылко признательна…».
Через год после окончания школы Б.А. поступила в Литературный институт. Рекомендательное письмо написал сам Илья Сельвинский, разглядев в начинающем авторе «дарование с чертами гениальности». На четвертом курсе её из Литинститута исключали – из-за письма в защиту Пастернака, но через полгода восстановили, и Б.А. успешно защитилась, даже с «красным дипломом». В 25 лет её приняли в члены Союза писателей СССР. Она стремительно набирала популярность, выступая вместе с Евтушенко, Вознесенским, Рождественским, становясь символом «оттепели».
В общем-то, почти благополучная творческая биография… Но, конечно, это лишь внешняя, видимая канва жизни, а основным было то, что писались стихи, складывались в книги, и книги (пусть изрядно подпорченные редакторами и цензорами) находили своих благодарных читателей!
Но главная тайна, загадка Б.А. – как появлялись эти стихи? В чём их очарование, сила и непреодолимая притягательность? С одной стороны, в них почти не отражается время, реалии тех лет; с другой – они были этому времени созвучны, как никакие другие, они отражали его и сами им являлись!
О тайне творчества сама Б.А. очень много размышляет в своих стихах. Есть такие нюансы, такие ощущения творческого процесса, которые, кажется, не могут быть переданы словами. Но она умеет, передаёт. Я бы сказала – неназванное и неназываемое становится фактом её поэзии.
Попытаемся проследить по строкам самой Б.А., как рождаются стихи. Вот, по её словам, «канун стихосложения»:
Знакомой боли маленький горнист
Трубил, словно в канун стихосложенья,
Как требует предмет изображенья,
И ты бежишь, как верный пёс на свист.
Я знаю эти голоса ничьи.
О, плач всего, что хочет быть воспето!
Навзрыд звучит немая просьба эта.
Как крик: — Спасите! – грянувший в ночи.
То есть вначале поэт «слышит голоса» предметов, явлений, чувств, которые «хотят быть воспеты».
Поэт слышит этот зов, но еще не откликается, еще молчит, это как бы предощущение стиха. «В промежутке меж звуком и словом опрометчиво медлит душа…». Поэт пока лишь слушает
…вечную, словно прибой
Безымянных вещей перекличку
С именующей вещи душой.
Потом возникает мотив:
О чём уста ночных молитв
Так воздыхают и пекутся?
Сперва пульсирует мотив
Как бы в предсердии искусства…
Б.А. признаётся в том, что вдохновляет её более прошлое, чем настоящее, предшественники, а не современники:
Мне вспоминать сподручней, чем иметь.
Когда сей миг и прошлое мгновенье
Соединятся, будто медь и медь
Их общий звук и есть стихотворенье.
«Звук указующий» — так озаглавила одну из своих книг Б.А. – по одноименному стихотворению. «Тем самым определила само вещество своей поэзии, — писала Инна Лиснянская. – Это вещество – музыка. Поэт от поэта в первую очередь отличается музыкой, присущей исключительно ему».
Родился звук – и наконец появляется слово. Появляется вдохновенно, легко:
Звуки с губ, как косточки черешен,
Летящие без всякого труда…
Но тем не менее это слово прочувствовано, выверено, наполнено поэтической энергией и жизненной силой. Отсюда такое мощное сравнение слова и хищника:
…Пав неминуемой рысью с ветвей,
Вцепится слово в загривок предмета.
Эту силу, величие и даже всемогущество слова Б.А. подчеркивает не раз:
Лишь слово попирает бред и хаос
И смертным о бессмертьи говорит.
Кажется, все нюансы творческого процесса описаны Б.А.! Следуя формуле своей любимой Марины Цветаевой (о ней речь впереди): « — Петь не могу… — Это воспой!», Б.А. воспевает и «немоту»:
О нет, во мне – то всхлип, то хрип, и снова
Насущный шум, занявший место слова.
…Звук немоты, железный и корявый,
Терзает горло ссадиной кровавой.
Говоря о поэтических пристрастиях Б.А., можно назвать немало имён, но, конечно, прежде всего это Пушкин и Цветаева. О незримом и в то же время явственном, почти реальном присутствии Пушкина в её жизни говорят многие стихи Ахмадулиной: «Ночь на 6 июня», «Шестой день июня», «Отрывок из маленькой поэмы о Пушкине», но, пожалуй, самое трогательное, проникновенное и виртуозное из них: «Игры и шалости», написанное в Тарусе в 1981 году.
В своем эссе «Пушкин и Лермонтов» Б.А. писала: «Мысль о Пушкине сопутствует мне едва ли не постоянно, при этом я редко решаюсь тревожить Его имя и обхожусь бережными намёками, надеюсь – прозрачно понятными».
И, конечно, нельзя не назвать то имя, того поэта, чьим преемником всю жизнь ощущала себя Б.А. Иосиф Бродский писал: «Никто не позавидует женщине, пишущей стихи в России в этом столетии, потому что есть две гигантские фигуры, являющиеся каждой, взявшей перо в руки – Марина Цветаева и Анна Ахматова. Ахмадулина открыто признаётся почти в парализующем для неё очаровании этих двоих и присягает им на верность. В этих исповедях и обетах легко различить её претензию на конечное равенство».
Подтверждают это слова Бродского стихи и высказывания самой Б.А. в стихах, посвященных Цветаевой:
Молчали той, зато хвалима эта.
И то сказать – иные времена:
Не вняли крику, но целуют эхо,
К ней опоздав, благословив меня…
«Она и я» — тема многих стихотворений Б.А. В своём выступлении в Литературном музее «О Марине Цветаевой» Б.А. говорила о том, что ещё в юности её «бурьян души» стал «прибежищем на многие годы для Марины Ивановны, для её слова или для её тени…».
Надо признаться, тогда, в 80-х, эти слова Б.А. я восприняла с какой-то глубоко скрытой ревностью и даже непониманием – мол, почему это Ахмадулина так самоуверенно объявляет себя единственной преемницей М.Ц.! Сейчас стыдно за эту мысль – чего-чего, а самоуверенности и самовосхваления у Б.А. не было никогда… С годами всё встало на свои места. И теперь, перечитывая великолепное, глубокое эссе, возвращаясь к стихам о М. Цветаевой, я понимаю, насколько Б.А. была права и искренна, насколько судьбы и поэзия Цветаевой и Ахмадулиной оказались навсегда связаны и переплетены.
«Сосотояние наваждения, в котором пребывала Ахмадулина под влиянием мощной энергетики цветаевского стиха, длилось много лет, – отмечают исследователи (И.М. Невзорова, «Продолженье зеркал. М. Цветаева и Б. Ахмадулина»). – Цветаева не только сформировала поэтическое сознание Ахмадулиной – она решающим образом повлияла на её мировоззрение…».
Да и сама Б.А. признавалась: «Я навсегда осталась в её невероятной странной власти, как если бы я имела основание вспоминать её, зная лично…»
Таруса, маленький городок в Калужской области, где прошло детство сестёр Цветаевых… Не будь осенён он присутствием Марины, наверное, не приехала бы сюда и Белла, и не были бы написаны десятки её стихов… «И коль не в Тарусу – куда себя дену!» — восклицает Б.А. в стихотворении «Друг столб».
Судьбу Цветаевой Б.А. называет «совершенной дважды: безукоризненное исполнение жизненной трагедии и безукоризненное воплощение каждого мига этой трагедии, ставшее драгоценной добычей нашего знания и существования».
Неназываемое имя М.Ц. – в стихотворении 82-го года «Палец на губах», которое иначе, как волшебным, не назовёшь… Лучше всех написал об этом Бродский: «…Её стих размышляет, медитирует…, синтаксис – вязкий и гипнотический».
Удивительна и необъяснима не только поэзия Б.А., но и её проза, эссе, в которых несколькими штрихами поэт передаёт глубинное содержание, основные черты и, может быть, даже смысл жизни описываемого ею человека. Таковы эссе, посвященные Набокову, Окуджаве, Высоцкому, Довлатову, Шукшину…
Эссе Б.А. о Шукшине «Не забыть» заканчивается описанием такой сценки:
«Около Новодевичьего кладбища рыдающая женщина сказала мне:
— Идите же! Вас – пустят.
Милиционер — не пустил, у меня не было с собой членского билета Союза писателей. Я сказала: «Я должна. Я – товарищ его…»
Милиционер сказал: «Нельзя. Нельзя». И вдруг посмотрел и спросил: «А вы, случайно, не снимались в фильме «Живет такой парень»? Проходите. Однако вы сильно изменились с тех пор».
Я и впрямь изменилась с тех пор. Но не настолько, чтобы – забыть». (1978 г.)
…И вот 32 года спустя, осенним пасмурным днём, я пришла на это Новодевичье кладбище, уже к самой Б.А.
Белла Ахатовна Ахмадулина скончалась 29 ноября 2010 года.
…Не здесь, у монастырских стен, не здесь –
В соседстве Черномырдина с супругой,
Не здесь — но в грустной седине небес,
В стихии ветра, вольной и упругой.
Не здесь, в земле холодной ноября,
Под холмиком, усыпанном цветами…
Не здесь, не здесь! – кричу в душе, скорбя, —
Но с нами! С нами – дивными стихами,
Дыханьем лёгким, вечною виной,
Прощеньем всем — виновным и невинным.
Не здесь, не здесь – в реальности иной,
Непостижимым горлом соловьиным…
29 ноября 2011 года в московском театре «Мастерская П. Фоменко» прошел вечер памяти поэта. Большой зал в новом здании театра был переполнен. Замечательные актрисы Чулпан Хаматова, Ингеборга Дапкунайте, Полина и Ксения Кутеповы, Галина Тюнина, Полина Агуреева, Мадлен Джабраилова читали стихи Беллы. Вначале на сцене были три актрисы, потом выходили ещё – в чёрных платьях и костюмах, и вот их семь, словно семь чёрных нот, и каждая читает по несколько строк «Заклинания»…
Звучала музыка Шуберта и Баха. Супруг Беллы Ахатовны Борис Асафович Мессерер трогательно сказал о том, как невыносима и тяжка потеря близкого человека… Он рассказал о новых публикациях в журналах «Октябрь» и «Знамя», прочёл отрывок своих воспоминаний. В фойе театра были представлены портреты Б. Ахмадулиной работы Б. Мессерера. Художник признался в том, что Белла была «плохой моделью», не могла долго позировать, и об этих сеансах написала строки: «Художник мой портрет рисует и смотрит остро, как чужак…» Увидели зрители вечера и фотоработы известного мастера Юрия Роста, они были представлены и в фойе, и проецировались во время вечера на экран.
…И снова – стихи. То ли слёзы, то ли невидимый ахмадулинский дождь были на лице великолепной Чулпан Хаматовой, когда она читала «Сказку о дожде»… Звучит «Адажио» Баха, и вдруг в звучание музыки вплетается голос самой Беллы Ахатовны. Зрители вздрогнули – настолько реально – и мистически – он звучал, как будто она сама стояла рядом с музыкантами, в затенённом левом углу авансцены. Музыка стихла, музыканты незаметно ушли, и остался только Голос. Собственно, только он от поэта и остаётся… А потом упали на сцену откуда-то сверху, как будто с неба, охапки красных гвоздик. Это было очень по-ахмадулински: не мы ей, а она – нам.
Пророческими стали её строки: «В чужом столетье и тысячелетье навряд ли я надолго приживусь…»
Когда-то она написала о Майе Плисецкой: «…И вот в дожде этого дня вдруг отразился её чудный мерцающий и как будто ускользающий облик. И еще раз тогда я подумала, что очевидность этой судьбы всё-таки оснащена прекрасной тайной, вечной возможностью для нас гадать, думать, наслаждаться и никогда не предаться умственной лени и скуке».
Будем думать, наслаждаться и следовать пожеланиям Беллы Ахатовны:
…Я знаю истину простую:
Любить – вот верный путь к тому,
Чтоб человечество вплотную
Приблизить к сердцу и уму.
Всегда быть не хитрей, чем дети,
Не злей, чем дерево в саду,
Благословляя жизнь на свете
Заботливей, чем жизнь свою.