Ольга Григорьева — поэт и литературовед

Ноябрь морозами грозит,
И ждёт земля зимы и снега.
Кого-то снова поразит
Осенний лист, летящий с неба.
Кого-то снова удивит,
Как дождь бежит весёлой прытью,
И кто-то снова повторит
Мои ошибки и открытья…

Лес – не более, чем трава
Для того, кто сверху глядит на нас.
Взгорье – каменная голова,
Но, конечно, если смотреть анфас.
Я сижу, наверное, на щеке,
На колючей, небритой мильоны лет.
Надо мной на синей большой доске
Кто-то мелом ведёт реактивный след…

Нет, не будет ни Блока, ни Пушкина,
Не родятся ни Бродский, ни Фет…
Но читаю по-прежнему Кушнера
И ищу в его строках ответ.
Хоть стирает безжалостным ластиком
Новый век –
Благозвучность в стихах,
Но жива ещё русская классика,
Не замёрзла в бескрайних снегах.
Не мельчит, на колени не падает,
А врачует (и выручит!) нас.
И всегда по особому радует
Тот, кто пишет сегодня, сейчас.
Мы – родня, хоть друг друга не видели,
И стихи – наш единственный дом,
В Павлодаре, Москве или Питере,
Иль в душе у кого-то живём…

Любое стихотворение – чудо.
Зачем написанное – не знаю.
Склубившееся ниоткуда
В закатное облако, птичью стаю.
Из сумасшедшей невнятицы звуков,
Из хаоса, лепетанья листьев,
Рождаясь вовсе не в страшных муках,
Легко и чисто приходят мысли.
Приходят краски, слова и строки,
Нежданно, выпукло, как под линзой.
И, продлевая земные сроки,
Живут своею, отдельной жизнью…

Я устала от крикливого, броского,
Но Поэзией приют мой храним.
Не читаю ничего, кроме Бродского.
Он всегда теперь со мной, а я – с ним.
Отсекаю всё ненужное, лишнее.
Вот он, сборничек, потрёпан, не нов…
И песчинкою в растворе насыщенном
Покрываюсь вся кристаллами слов.
— Ты в каких живёшь мирах? Где ты, деточка?…
Я качаюсь на солёной волне.
Бродский – это океан. А я – веточка.
Остальное несущественно мне.

Синие тени на белом снегу:
Женщина, мальчик, мужчина…
Я никогда осознать не смогу
Странные две величины:
Время и место.
Слияние их
Мне без конца интересно:
Как истончается, плавится миг
При неизменности места.
Но, возвращаясь в заснеженный град
(С паузой в десятилетье),
Вижу с восторгом, как с горок летят
Те же румяные дети.
Вижу три тени вблизи от лыжни.
Боже, смогли сохраниться!
Нет уж давно ни любви, ни семьи,
Всех разделили границы…
Сгустком годов и текучестью мест
Манит меня этот пойменный лес,
Видимо, не без причины.
Знать, острова в речке времени есть,
Коль остаются счастливыми здесь
Женщина, мальчик, мужчина.

Обмокнуты ветки деревьев в белила,
Январь поразвесил свою бахрому.
Я всё потеряла, я всё позабыла.
Что дорого сердцу – невнятно уму.
Чем дорог январь? Обжигающим хладом?
Антонимом страшной июльской жары?
Тем дорог, что в нём притворяться не надо.
С тобой мне тепло – до весны, до поры…
Я всё позабыла – и место, и время.
Но брезжит рассвет, просыпается звук.
И пишутся строчки любви и доверья
За скобками нежных и ласковых рук.

Горы словно нарисованы,
В зыбком мареве молчат.
Ручейки стекают сонные
У Дуняшкина ключа.
От ножа ночного холода
Кроха-воробей дрожит.
…Говорят, в ладонях Господа
Белокуриха лежит.
Как мечта, Церковка высится.
Думаю, не оттого ль
Здесь и дышится, и пишется,
И навек уходит боль.
В шубы белые запахнуты,
Шелохнуться не посмев,
Тут дымы стоят, как шахматы –
Сотня белых королев.
Что красоты Вены, Цюриха?!
Однолюбы, видно, мы.
Будет сниться Белокуриха
Нам до будущей зимы.

Завтра я увижу маму.
Что скажу, плохая дочь?
Что бываю с нею мало,
Не могу ничем помочь.
Годы не могу убавить,
Победить болезнь и страх…
Снова память, память, память
Бьёт наотмашь и вразмах.
…Молоко несёт в бидоне,
Вечно варит, вечно шьёт.
И шершавые ладони
Мне на голову кладёт.
Не сказать, что это ласка,
Так, скорей – привычный жест.
Вновь поётся песня-сказка,
Никогда не надоест:

«Там, за синей горой,
Живёт несчастье с бедой,
Старость, бедность и страх
Во пяти теремах.
Вырастай поскорей,
Да беду одолей!»…

Завтра я увижу маму.

Искусственный камин. Он сделан так искусно,
Что сразу не поймёшь, живой ли в нём огонь.
Но искры в глубине мерцают вяло, тускло –
Неведом им азарт неистовых погонь,
Когда взлетаешь ввысь, подхваченная ветром!
Душа обожжена, но сладостен ожог,
И рад ночной огонь сухим и ломким веткам,
Он обнимает их, трепещет, как флажок.
Блажен, кто ждёт любви и в эту сказку верит,
Кому не по душе подобие огня…
Я выключаю свет и закрываю двери.
Искусственный камин, прости, не для меня.